Возникают политеистические представления о природных, функциональных, местных и индивидуальных божествах. Над их антропоморфными образами возвышается безличностный мировой закон (кит. — дао, инд. — rta и т. п.). Политеизм может приближаться к монотеизму при выделении какого-либо бога как высшего, при пантеистическом переживании слияния с миром, в пророческом знании об одном из богов как единственном и абсолютном.
Прогресс нравственности приводит ко все большей морализации нуминозной власти и пониманию божественного как вечной истины, справедливости и любви. Общение с антропоморфными богами происходит по типу человеческих социальных и семейных отношений. Божество Представляется мужским (отец, господин, царь), женским (мать, госпожа, царица), нередко двуполым (отец-мать).
Бог постигается различными путями: теоретическим — через размышление, чувственным — через созерцание, веру, молитву, религиозный экстаз, мистическое озарение. Мистика как способ постижения божественной реальности
Мистике недостаточно понимания бога, как абсолютно и совершенно иного, Чья сущность выражается посредством понятий via negotiants (лат.: бог — нет-нет, ни то-ни то, ничто) и via eminentiae (лат.: бог — высшее благо, сверхблаго, сверхкрасота, сверхсущее). Мистические представления характерны для индийской религиозной традиции, в которой они постепенно дифференцируются и выделяются из жертвенной концепции брахманизма. Основная идея жертвы в ведический и брахманический период — открытая пророками внутренняя связь между союзом людей и богов и божественным, космическим, культовым (или человеческим и духовным), другими словами, корреляция между богами, микро- и макрокосмосом. Жертва является взаимодействием этих трех сфер, которое поддерживает универсальный и внутренний порядок вещей. Во время Упанишад такое взаимодействие становится уже не ритуальным, а познавательным. Самый значимый символ этого процесса — космический прачеловек Пуруша (Ригведа X, 90), из его самопожертвования возникает мир, а он сам превращается во “внутреннего человека”, продолжая существовать и в поздних направлениях индуизма.
Существенным в мистике Упанишад оказывается переосмысление представлений о карме и сансаре. Первоначально карма в брахманической традиции понималась как совокупность ритуальных действий, которая вела человека после смерти либо “путем богов” (путь, не предполагающий нового рождения), либо “путем предков” (путь к новому рождению). Но оба пути оценивались положительно, и человек попадал на них в результате того, что стал ведающим — “так знающим” (Брихадараньяка-упанишада VI. 2. 15-16). Никакого преодоления кармы или освобождения от сансары не предполагалось. Когда же под кармой стали понимать совокупность всех действий вообще, это понятие переходит из сакральной сферы в Профанную. Естественно, изменяются те исходные человеческие переживания, которые соответствуют данным представлениям: “Мистика Упанишад — ответ пророков на жгучую потребность освобождения. Тот, кто насытился жизнью, должен вновь и вновь возвращаться. Вера в возвращение после смерти в тела людей и животных была связана в Индии с идеей нравственного воздаяния. В зависимости от того, как кто-либо действует, как живет, так он потом и рождается заново” — хороший человек — в счастливой, плохой — в несчастливой жизни. Судьба есть следствие поступков в более ранних существованиях. Хотя вера в перевоплощения, которая становится в Индии устоявшейся мировоззренческой позицией, дает возможность улучшит человеческую судьбу, она не в состоянии преодолеть суету жизни. “Освободи меня, потому что я ощущаю себя в этом мировом круговороте, как лягушка в безводном источнике” (Майт-рейя-упанишада I. 4) — так звучит призыв жаждущих освобождения к мудрецам. А к божеству они обращаются с молитвой: “Из небытия приведи меня к бытию, из мрака приведи меня к свету, из смерти приведи меня к бессмертию”.
Другое по темеОкончательное размежевание христианства и иудаизма во ІІ веке
Внутренняя организация христианских общин восточного бассейна Средиземного моря,
ставшая моделью для других церквей греко-римского мира, предстает перед нами во
всей своей непосредственности в тексте, который пользовался больш ...
|