Конфуцианство, даосизм и буддизм, сосуществуя на протяжении
долгих веков, постепенно сближались между собой, причем каждая из доктрин
находила свое место в складывавшейся всекитайской системе религиозного
синкретизма. Конфуцианство преобладало в сфере этики и социально-семейных
отношений, даосизм с его магией, метафизикой и пантеоном божеств и духов был
обращен к сфере чувств и как бы компенсировал сухость и рационализм
конфуцианства; буддизм заботился о замаливании грехов, рождал и поддерживал
иллюзии о светлом будущем.
Система синкретизма складывалась прежде всего на нижнем уровне,
в рамках народных верований и обычаев. Среди необразованного крестьянства и
малограмотных горожан она господствовала практически абсолютно. Средний китаец
обычно не видел разницы между тремя религиями. К каждой из них, а то и ко всем
сразу обращался он в случае нужды: чем большее число богов и духов услышит его
просьбы, тем больше шансов на успех. На верхнем уровне тоже наблюдалось
некоторое сближение и взаимовлияние доктрин, однако среди образованных шэньши,
ученых даосов или буддийских монахов из монастырей сохранялись и
культивировались специфика каждого из учений, их самостоятельность и
самобытность.
Сложившаяся в основном на нижнем уровне синкретическая
система была любопытным феноменом. Кое-чем она напоминала индуизм: те же
эклектизм и универсализм пантеона, терпимость и либерализм в сфере культа,
простота и легкость деификации новых святых, патронов-покровителей. Однако
существенно, что при всем том сохранялось лицо каждой из доктрин: пусть в
деревенском храме находились рядом даосские и буддийские божества и любой
даосский и буддийский монах соглашался отправлять необходимый обряд в отношении
каждого из них, а то и всех сразу – все-таки эти божества оставались
соответственно даосскими или буддийскими.
Система в целом вобрала в себя все основные особенности
китайской духовной культуры, и это тоже сближает ее с индуизмом. Однако
специфика основных черт системы сильно отлична от того же индуизма и характерна
только для Китая. Так, например, незначительная роль мистики и метафизики в
религии и философии Китая обусловила то, что в китайской традиции не было
существенной грани между богом, героем и обычным человеком, особенно после его
смерти. Любой покойник мог быть обожествлен, стать божеством или героем,
патроном или бессмертным. В то же время бодисатва или божество рано или поздно «приземлялись»,
обретая обычную земную биографию, прочно привязывавшую их к фиксированному
месту и времени появления на свет в земной жизни. Конечно, смерть была сама по
себе серьезной гранью между миром живых и миром божеств или духов. Но
существенно то, что здесь ничто не зависело от самого человека, от каких-либо
его личных усилий. Человек мог всю жизнь стремиться обрести бессмертие и не
добиться успеха; другой мог и не думать о нем, но после смерти оказаться
обожествленным. Словом, не столько личные усилия религиозно активного индивида,
сколько стечение независимых от него объективных обстоятельств определяли
статус его после смерти. Отсюда и еще одна важная особенность: привычка
относиться к божественным силам не как к чему-то сверхъестественному, а как к
своим близким, обязанным выполнять долг по отношению к живущим, действовать по
принципу «я – тебе, ты – мне».
Этот принцип известен и другим религиям. В конце концов,
всем богам молятся, дабы получить что-либо от них. Однако в Китае был сделан
явный акцент на обязанность божества. Долг – одна из высших конфуцианских
категорий, и благоговейное отношение к нему было перенесено и на
взаимоотношения с потусторонними силами. Только в Китае на богов можно было
жаловаться, апеллировать к властям, обращая внимание на невыполнение божеством
его долга. Только в Китае можно было официально наказывать божество в лице
представляющего его в храме идола в случае, если он не откликался на
настоятельные просьбы, особенно если последние имели важное общественное
значение, как, например, мольбы о дожде в случае засухи.
Соответственно складывались и взаимоотношения с божеством на
индивидуальном уровне. Ни священного трепета, ни преданной любви-бхакти – почти
исключительно деловой расчет. И если божество не откликалось на просьбу, ничто
не мешало просящему разбить глиняного идола, к которому он безрезультатно
апеллировал (речь идет о домашнем храме; в общем этого делать не дозволялось,
но не по религиозным, а по административным соображениям), и затем обратиться
за содействием к другому, который мог оказаться более покладистым.
Рекомендуем к прочтениюИисус в ранней Евангельской традиции
Иисус — это сокращенная форма Егошуа, что означает по-еврейски «Яхве есть спасение».
«Бог-спаситель» — это и есть «спаситель» народных верований (сотер на греческом
языке, как ...
Индуизм
Для индийских религиозных систем характерны структурная
рыхлость и аморфность, терпимость, свобода личного выбора. Каждая религиозно
активная личность самостоятельно решала, куда ...
Религиозные системы древних обществ ближнего востока
В тех странах и регионах мира, у тех народов, которые в
своем поступательном развитии пересекли грань первобытной общины, свойственные
раннерелигиозному комплексу верования, пред ...
|