– Но и для Будды это нелёгкая задача. Ты должна найти просо, необычное просо, и сложить в уста своей дочери.
– Но это так просто… – недоверчиво произнесла несчастная.
– Не очень просто. Ты должна взять это просо в доме, где никогда не умирали ни сын, ни дочь. Ни в каком другом. Иначе даже я бессилен тебе помочь…
Женщина вскочила на ноги.
– Тогда я побежала! Только не уходите, не уходите отсюда! Я обязательно принесу такое просо…
Трое суток оставались ученики в селении. Трое суток несчастная мать бродила по окрестностям, из дома в дом, спрашивая волшебное просо. Просо было во всех домах, да только во всех домах умирали некогда либо сын, либо дочь. Страшные, полные боли истории слышала женщина. И с каждым днём всё с меньшим рвением делала она своё дело, с каждым разом всё отчётливей она понимала, что её горе – лишь одна маленькая песчинка в море страданий, и что её старания повернуть вспять неизбежные законы смерти нелепы… Утром третьего дня она никуда не пошла. Она готовила погребальный костёр… Вечером, завидев его пламя, Будда сказал ученикам:
– Теперь мы можем идти. Мятущийся разум познал бездну страданий… Теперь он не одинок.
И монахи продолжили свой путь.
Родина встретила Учителя настороженно-удивлённо. Те, кто помнил его ещё царевичем, никак не могли привыкнуть к его монашескому наряду, к тому, любимый Сиддхартха, уже совсем не молодой, но такой же прекрасный, ходит по домам за подаянием. Что скажут во дворце, когда увидят эту картину? Царь Шакьев нищенствует? Как переживёт это Шуддходана?
Будда не спешил с проповедью. Он ходил по знакомым некогда улочкам, вспоминая свои юношеские вылазки с Чандакой. Он хорошо помнил каждую минуту, проведенную им здесь. С того времени, как он постиг Истину, он помнил всё.
Будда стряхнул с себя старые воспоминания. Настало время идти во дворец, к старому отцу. Ведь тот может и не дождаться его.
Весь дворец высыпал посмотреть на царского сына. Будда смотрел на сотни лиц, окружающих его – незнакомых и знакомых, старых и молодых… Он не знал их всех, ибо многое во дворце переменилось. Но кое-кого он хорошо помнил, и кое-кто хорошо помнил его. Ему улыбались, пристально смотрели в лицо – и Будда отвечал им добрым взглядом, мягкой улыбкой. На секунду он снова стал Сиддхартхой – юным, прекрасным принцем, не знающим горя и тревог.
Шуддходана уже не поднимался с постели. Лицо его было жёлтым, морщинистым. Нет, совсем не таким его запомнил Будда. Вовсе не таким…
– Сын… Мой? – как будто не веря своим глазам, произнёс отец.
– Да, это я, папа. Я пришёл к тебе, как ты просил.
Шуддходана снова закрыл глаза. Каждое слово давалось ему с трудом.
– Говорят, ты собираешь милостыню. Негоже такое занятие для рода Шакьев.
– Найти истину – это главнейшая цель для любого рода, отец. Я нашёл её. Я монах. У меня нет касты.
– Мне много говорили про тебя, сынок. Я слышал, ты великий святой.
– Я нашёл то, что искал, отец. Я могу дать мир людям. Я могу дать мир тебе, как ты дал мне жизнь.
Будда подошёл к постели умирающего, протянул руку и возложил её на морщинистый лоб отца.
– Не беспокойся, отец. Милосердный человек нашёл путь к спасению. Он тот, кто посадил росток, и тем самым обеспечил тень, цветы и плоды на будущие лета. Именно таково следствие милосердия, такова радость того, кто помогает тем, кто нуждается в помощи. Именно такова великая Нирвана…
…Все заботы о личности тщетны: чувство личности есть мираж, все несчастья, постигающие её, пройдут. Они исчезнут, как кошмар, когда спящий проснётся…
Другое по темеБуддизм и синтоизм в Японии
Индийская и китайская цивилизации на протяжении веков
оказывали немалое воздействие на соседние страны и народы. И хотя это влияние имело
разносторонний характер, а на периферии упомянутых двух мощных культурных
центров ощущало ...
|