Иконописец, если он хочет стать творцом, а не копиистом, должен вести подвижническую жизнь, должен обрести опыт личного "духовного художества", воссоздания образа Божьего в себе, претворения себя в "живую икону". Подвижничество как высшее "художество" преображения человека в живую икону Божию, как воиконовление личности есть необходимая предпосылка и условие самой возможности написания иконы как произведения кисти. Но только личный внутренний опыт подвижничества является ключом, открывающим дверь во многовековой соборный опыт святости. Идеал же иконописца — совпадение в одном человеке личной святости и художественного таланта.

Примечания

1. Все переводы с сербского из творений архимандрита Иустина (Поповича) здесь и далее выполнены автором.

2. В другом месте архимандрит Иустин пишет: "Богообразие человеческого существа есть протоевангелие, праевангелие, бессмертное, неуничтожимое евангелие, природное евангелие для всякого человека, рождающегося в мир (Ин. 1:9). В этом богообразии и человеческое ощущение Бога, и человеческое осознание Бога, и человеческая тоска по Богу, и огромная человеческая свобода, и вечная жизнь человека, и его освобождение от смерти, и неустанное человеческое стремление ко всему, что вечно. В богообразии — сущность человека, сущность неуничтожимая и бессмертная. Оно составляет ядро человеческой личности, ипостаси человека".

3. В такой красоте, выражаясь языком Достоевского, уживаются идеал Мадонны и идеал содомский. Может быть, одним из наиболее ярких примеров такой двусмысленной красоты является "Иоанн Креститель" Леонардо да Винчи. О двусмысленности возрожденческой красоты писали о.Сергий Булгаков, А.Ф.Лосев.

4. Здесь наблюдается заметный параллелизм с понятиями "тело" и "плоть".

5. В этом смысле можно сказать, что тело — это лик плоти, ее идея.

6. Иконичность святого как "живой иконы" имеет три аспекта. Во-первых, тропари и кондаки преподобному воспевают двуединую антиномичную природу святого: он "ангел земный" и "человек небесный". Здесь антиномии "земного — небесного" и "ангельского — человеческого" (сами по себе уже являющиеся антиномиями) выступают в виде двусоставной антиномии антиномий: "ангел земной — человек небесный". Во-вторых, иконичны поучения святого, его богословие и молитвы, поскольку, как поется в величании преподобному, он — "наставник монахов и собеседник ангелов". В-третьих, иконичность святого проявляется в особом сочетании земного подвига, предпринятого святым, и его свышней избранности. В акафисте прп. Сергию Радонежскому можно найти эту антиномию в следующей форме: "Проповедует держава Российская, богомудре Сергие, труды твоя и болезни, бдение же и сухоядение, ради душевного твоего спасения подъятые ." Это тезис: спасение — от дел. Но в том же акафисте есть следующие стихи: "Радуйся, прежде век, яко имаши верный раб Христов быти, предусмотренный; радуйся, во оно же время во блаженное и небесное жилище предуставленный". Это антитезис: спасение — по избранию и Божию предопределению. Святой как "живая икона" воспевается во всем своем внутреннем двуединстве, без всяких смягчений, ибо примирение антиномии — удел Царствия Небесного.